Она горько сожалела, что в свое время не прислушивалась более внимательно к словам матрон, когда они перешептывались, обсуждая чьи-нибудь роды. Ах, почему она этого не делала! Проявляй она больше интереса к таким вещам, ей было бы яснее сейчас, затянулись у Мелани роды или нет. Ей смутно припомнился рассказ тетушки Питти о какой-то ее приятельнице, которая рожала двое суток и в конце концов умерла, так и не разрешившись от бремени. Что, если у Мелани это тоже будет длиться двое суток? Но она же такого хрупкого сложения! Ей не выдержать долго этих мук. Она умрет, если ребенок не поторопится появиться на свет. И как тогда она, Скарлетт, поглядит в глаза Эшли — если, конечно, он еще жив, — как сообщит ему, что Мелани умерла, — ведь она же дала ему слово позаботиться о ней!
Первое время Мелани, в минуты особенно сильных схваток, держала руку Скарлетт и сжимала ее с такой силой, что хрустели суставы. Через час руки Скарлетт вспухли, побагровели, и она едва могла ими пошевелить. Тогда она взяла два длинных полотенца, перекинула через изножье кровати, связала концы узлом и вложила узел в руки Мелани. И Мелани вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг; она то изо всей силы тянула за полотенца, то отпускала их, то словно бы пыталась разорвать их в клочья. И кричала, как затравленный, попавший в капкан зверек, — час за часом, час за часом. Иногда она выпускала из рук полотенца, бессильно терла ладонь о ладонь и поднимала на Скарлетт огромные, расширенные мукой глаза.
— Поговори со мной. Пожалуйста, поговори со мной, — еле слышно шептала она, и Скарлетт принималась болтать что попало, пока Мелани не начинала снова извиваться на постели, вцепившись в полотенца.
Сумеречная комната плавилась в зное, стонах, жужжании мух, и так томительно-тягуче ползли минуты, что Скарлетт казалось, будто утро отодвинулось куда-то в необозримую даль. Будто она всю жизнь просидела здесь, в этой влажной, душной полутьме. Всякий раз, как Мелани вскрикивала, Скарлетт хотелось закричать тоже, и она так закусывала губы, что боль заставляла ее опомниться, и она цепенела на грани истерики.
Один раз она слышала, как Уэйд на цыпочках прокрался по лестнице наверх и остановился за дверью, хныча:
— Есть хочу!
Скарлетт направилась было к двери, но Мелани взмолилась шепотом:
— Не уходи. Пожалуйста. Без тебя я этого не вынесу.
И Скарлетт велела Присей спуститься вниз, разогреть оставшуюся от завтрака мамалыгу и накормить ребенка. Сама она, думалось ей, после сегодняшних испытаний никогда больше не сможет проглотить ни кусочка.
Часы на камине остановились, и Скарлетт не имела ни малейшего представления о том, который теперь был час, но когда жара в комнате начала спадать и пробивавшиеся снаружи лучи потускнели, она подняла жалюзи и, к своему удивлению, увидела, что день уже клонится к вечеру и багровый шар солнца стоит низко над землей. Ей почему-то все казалось, что этому палящему полдню никогда не будет конца.
Она сгорала от желания узнать, что происходит в городе. Все ли войска уже оставили его? Вошли ли в город янки? Неужели конфедераты сдадут город без боя? И сердце ее упало, когда она подумала о том, как мало осталось конфедератов и как много солдат у Шермана, сытых солдат! Шерман! Это имя нагоняло на нее такой страх, словно в этом человеке воплотился сам сатана. Но времени для раздумий не было: Мелани просила пить, просила сменить мокрое полотенце на лбу, помахать на нее, отогнать мух, садившихся на лицо.
Когда совсем стемнело и Присей, черным призраком мельтешившая по комнате, зажгла лампу, Мелани начала слабеть. И призывать к себе Эшли — снова и снова призывать его, словно в бреду, пока жуткая монотонность ее призывов не породила у Скарлетт желания заткнуть ей рот подушкой. Может быть, доктор все же, в конце концов, придет? О господи, если бы только он поскорее пришел! Снова в душе ее затеплилась надежда, и она велела Присей сбегать к Мидам, посмотреть, нет ли дома доктора или миссис Мид.
— А если доктора нет, спроси у миссис Мид или у кухарки, что нужно делать. Попроси кого-нибудь прийти.
Присей с грохотом скатилась с лестницы, и Скарлетт видела в окно, как она мчится по улице с совершенно неожиданной для этой нерасторопной девчонки быстротой. Отсутствовала она довольно долго и вернулась одна.
— Доктора нет дома цельный день. Думают, может, он ушел с солдатами. Мисс Скарлетт, мистер Фил преставился.
— Умер?
— Да, мэм. — Присей раздувалась от важности, сообщая эту весть. — Тальбот, ихний кучер, сказал. Его ранили…
— Ладно, давай по делу.
— А миссис Мид я не видела. Кухарка сказала, миссис Мид обмывает его и убирает, хочет похоронить, пока нет янки. Кухарка сказала: если мисс Мелли будет шибко больно, надо положить нож под кровать, и нож разрежет боль пополам.
Скарлетт едва удержалась, чтобы не закатить ей еще одну оплеуху в ответ на этот полезный совет, но тут Мелани открыла огромные, расширенные от страха глаза и прошептала:
— Дорогая… Янки подходят?
— Нет, — твердо сказала Скарлетт. — Присей выдумывает.
— Да, мэм. Я выдумываю, — горячо подтвердила Присей.
— Они подходят, — прошептала Мелани, не поддавшись на обман, и уткнулась лицом в подушку. Голос ее доносился теперь еле слышно. — Мое несчастное дитя… Мое несчастное дитя… — И после долгого молчания она пробормотала: — Ох, Скарлетт, тебе нельзя оставаться здесь. Уходи и возьми с собой Уэйда.
Мелани лишь произнесла вслух то, о чем думала сама Скарлетт, но Скарлетт это взбесило — ей было стыдно, словно Мелани прочла трусливые мысли на ее лице.
— Не будь идиоткой. Я ничего не боюсь. Ты же знаешь, что я тебя не оставлю.
— И напрасно. Все равно я умру. — И она снова застонала.
Медленно, словно старуха, Скарлетт спустилась ощупью по темной лестнице, цепляясь за перила, чтобы не упасть. Ноги у нее одеревенели и подгибались от усталости и напряжения, и ее трясло от холодного липкого пота, насквозь пропитавшего одежду. Кое-как добралась она до веранды и опустилась на ступеньки. Прислонившись спиной к столбу, она дрожащей рукой расстегнула пуговки лифа на груди. Теплая, мягкая тишина ночи обступила ее со всех сторон, и она полулежала отупело, словно больная буйволица, глядя во мрак.
Все было позади. Мелани не умерла, и крошечный, попискивавший, как котенок, младенец мужского пола получил свое первое омовение из рук Присей. Мелани уснула. Как могла она спать после всего этого кошмара, после этих страшных криков, страданий, неумелого акушерства, больше причинявшего мук, чем приносившего пользы? Как могла она все это выдержать и не умереть? Скарлетт ни минуты не сомневалась, что будь она на месте Мелани, ее бы уже не было в живых. А Мелани, когда все было кончено, даже нашла в себе силы пролепетать еле слышно, так что пришлось наклониться к самому ее лицу: «Спасибо». И уснула. Как могла она уснуть? У Скарлетт совсем стерлось в памяти, что она тоже, родив Уэйда, сразу уснула. Она вообще забыла все. В голове у нее была странная пустота, и мир вокруг был пуст. Ничего не было прежде — до этого бесконечного дня, — и ничего не будет потом. Только тяжелый, теплый мрак ночи, только звук рвущегося из груди хриплого дыхания, только холодные, щекочущие струйки пота, сбегающие из подмышек на талию, с бедер на колени — холодящие, клейкие, липкие.
Она почувствовала, как ее громкое ровное дыхание перешло в судорожные всхлипывания, но глаза были сухи, их жгло, и казалось, что им никогда уже не пролить ни одной слезы. Медленно, с трудом она наклонилась и, подхватив свои пышные юбки, задрала их до самых бедер. Ей было жарко, и свежий ночной воздух был приятен телу, хотя от холодного липкого пота ее слегка пробирала дрожь. Тупо промелькнула мысль: что бы сказала тетя Питти, увидев ее, лежащую здесь, на ступеньках, задрав юбки так, что все панталоны на виду? Но ей было наплевать. Ей было наплевать на все. Время остановилось. Быть может, солнце только что село, а быть может, уже давно за полночь. Она не знала, ей было все равно.