«Глаза у нее совсем как у моего папы, — подумала Скарлетт, — голубые глаза ирландки, и вообще она во всем похожа на него».

И подумав о Джералде, она сразу вспомнила то, что так старалась выискать в памяти, — вспомнила отчетливо, словно при свете молнии, вдруг озарившем все вокруг, и сердце у нее остановилось. Она вдруг услышала ирландскую песню, услышала стремительный топот копыт вверх по выгону в Таре, услышала беспечный голос, такой похожий на голос ее девочки: «Эллин! Смотри, как я сейчас прыгну!»

— Нет, — закричала она. — Нет! Стой, Бонни, стой!

Она еще не успела высунуться из окна, как услышала страшный треск дерева, хриплый крик Ретта, увидела взлетевший голубой бархат и копыта пони, взрыхлившие землю. Затем Мистер Батлер поднялся на ноги и затрусил прочь с пустым седлом.

На третий вечер после смерти Бонни Мамушка медленно проковыляла вверх по ступенькам, ведущим на кухню в доме Мелани. Она была вся в черном — от больших мужских ботинок, разрезанных, чтобы свободнее было пальцам, до черной косынки на голове. Ее мутные старые глаза были воспалены, веки покраснели, и от всей монументальной фигуры веяло горем. На лице ее застыло выражение грустного удивления, словно у старой обезьяны, но губы были решительно сжаты.

Она тихо сказала несколько слов Дилси, и та покорно кивнула, словно в их старой вражде наступило перемирие. Дилси поставила тарелки, которые она держала в руках, и прошла через чуланчик в столовую. Минуту спустя Мелани уже появилась на кухне с салфеткой в руке и взволнованно спросила:

— С мисс Скарлетт что-нибудь…

— Мисс Скарлетт держится как всегда, — медленно произнесла Мамушка. — Я не хочу мешать вам ужинать, мисс Мелли. Я могу и подождать — еще успею ведь сказать вам, что у меня на уме.

— Ужин может подождать, — сказала Мелани. — Дилси, подавай, что осталось. Пойдем со мной, Мамушка.

Мамушка вперевалку последовала за ней — через кухню, мимо столовой, где во главе стола сидел Эшли, рядом с ним — Бо, а напротив — двое детей Скарлетт, отчаянно стучавших суповыми ложками. Счастливые голоса Уэйда и Эллы наполняли комнату: им ведь столь долгое пребывание у тети Мелли казалось чем-то вроде пикника. Тетя Мелли была всегда такая добрая, а сейчас особенно. Смерть младшей сестренки почти не произвела на них впечатления. Бонни упала со своей лошадки, и мама долго плакала. А тогда тетя Мелли взяла их к себе поиграть с Бо, и им давали кекс и сладкий пирог, стоило только попросить.

Мелани провела Мамушку в малую гостиную, уставленную книжными шкафами, прикрыла дверь и предложила ей присесть на софу.

— Я как раз собиралась пойти к вам после ужина, — сказала она. — Теперь, раз матушка капитана Батлера приехала, похороны, очевидно, будут завтра утром.

— Похороны. Вот с этим-то я к вам и пришла, — сказала Мамушка. — Мисс Мелли, мы все в большой беде, я пришла к вам за помощью. Одни страдания, моя ласточка, одни страдания.

— Мисс Скарлетт что, слегла? — озабоченно спросила Мелани. — Я ведь почти не видела ее с тех пор, как Бонни… Она заперлась у себя в комнате, а капитана Батлера не было дома и…

Вдруг слезы потекли по черному лицу Мамушки. Мелани села рядом с ней, принялась гладить ее по плечу, и через какое-то время Мамушка приподняла свою черную юбку и вытерла глаза.

— Вы должны пойти помочь нам, мисс Мелли. Я-то делаю все, что могу, да толку чуть.

— Мисс Скарлетт…

Мамушка выпрямилась:

— Мисс Мелли, вы-то не хуже меня знаете мисс Скарлетт. Сколько страдало это бедное дитя, дай ей только бог силы все вынести… А уж это последнее горе и вовсе разбило ей сердце. Но она выстоит. А пришла-то я к вам из-за мистера Ретта.

— Мне так хотелось повидать его, но всякий раз, как я к вам заходила, он был либо в городе, либо сидел, запершись у себя в комнате с… А Скарлетт ходила словно привидение и молчала… Да говори же скорее, Мамушка. Ты ведь знаешь, что я помогу, если только это в моих силах.

Мамушка вытерла нос тыльной стороной ладони.

— Я говорю вам, мисс Скарлетт все может выдержать, что господь пошлет потому как ей уже много испытаний было послано, а вот мистер Ретт… Мисс Мелли, он ведь никогда ничего не терпел, ежели ему не по нраву, никогда, ничегошеньки. Вот из-за него-то я к вам и пришла.

— Но…

— Мисс Мелли, вам надо пойти сегодня к нам — сейчас, вечером. — В голосе Мамушки звучала настоятельная мольба. — Может, мистер Ретт послушает вас. Он ведь всегда так высоко вас ставил.

— Ах, Мамушка, да что же это? О чем ты говоришь?

Мамушка распрямила плечи.

— Мисс Мелли, мистер Ретт, он… совсем ума решился. Не хочет, чтобы мы увозили маленькую мисс.

— Ума решился? Ну, что ты, Мамушка, нет!

— Я не вру. Чистая правда. Он не даст нам похоронить дитятко. Он так мне сам и сказал — только час назад.

— Но не может же он… Ведь он же…

— Вот потому я и говорю, что он ума решился.

— Но почему…

— Мисс Мелли, я вам не все сказала. Не должна я говорить, да только вы ведь все равно нам как родная. И только вам я и могу сказать. Я вам все говорю. Вы же знаете, как он любил свое дитятко. Никогда еще я не видела, чтоб мужчина, черный ли, белый, так любил свое дитятко. Он сразу как с ума сошел, когда доктор Мид сказал: «У нее шейка сломалась». Он тогда схватил ружье, побежал и пристрелил этого бедного пони, а я, клянусь богом, думала, он пристрелит и себя. Я совсем было растерялась: мисс Скарлетт лежит в обмороке, все соседи по дому бегают — туда-сюда, а мистер Ретт держит свою дочку и не дает мне даже вымыть ей личико, а оно все в земле было измазано. А когда мисс Скарлетт пришла в себя, я подумала: слава тебе, господи! Теперь они хоть утешат друг дружку. — Слезы снова полились, но на этот раз Мамушка даже не пыталась их утирать. — Да только как она пришла в себя, кинулась в комнату, где он сидел с мисс Бонни на руках, и говорит: «Отдайте мне моего ребенка, вы убили ее».

— Аx, нет! Нe могла она так сказать!

— Да, мэм, так и сказала. Слово в слово: «Вы убили ее». А мне так стало жалко мистера Ретта, и я как заплачу, потому вид у него был точно у побитой собаки. Я и сказала: «Отдайте дитятко няне. Не позволю я, чтобы такое говорили над бедной моей маленькой мисс», — и забрала я у него доченьку, и отнесла к ним в комнату, и вымыла ей личико. Но я все слышала, что они говорили, и у меня прямо кровь стыла — чего они только не наговорили друг другу. Мисс Скарлетт обозвала его убивцем — зачем он позволил деточке прыгать так высоко. А он сказал, что мисс Скарлетт плевать было на Бонни и на всех своих детей ей наплевать…

— Замолчи, Мамушка! Не рассказывай мне больше. Нехорошо, чтобы ты мне такое рассказывала! — воскликнула Мелани, стараясь отогнать от себя страшную картину, возникшую перед ее глазами, пока она слушала Мамушку.

— Я знаю, не мое это дело вам говорить, но уж больно у меня на душе накипело, так что я сама не знаю, что и говорю. Значит, потом взял он ее и сам отнес к гробовщику, а когда принес назад, положил на кроватку у себя в комнате. Тут мисс Скарлетт говорит — надо ей лежать в гостиной в гробике, так я думала, мистер Ретт ударит ее. Но он только холодно ей сказал: «Ей место в моей комнате». А потом повернулся ко мне и говорит: «Мамушка, последи, чтоб она лежала тут, пока я вернусь». А сам вскочил на лошадь и ускакал. И до самого заката не возвращался. А как вернулся домой, вижу — он выпивши, крепко выпивши, но только как всегда держится. Влетел он в дом, ни с мисс Скарлетт, ни с мисс Питти, ни с кем из леди, которые пришли навестить нас, — ни слова. Взлетел по лестнице, распахнул дверь в свою комнату, да как закричит мне… А когда я прибежала — быстро бежала, как только могла, — стоит он у кроватки, а в комнате темнотища — я его едва видела, потому как ставни-то ведь были закрыты.

Он и говорит мне этак грубо: «Открой ставни — темно». Я их открываю, а он смотрит на меня, и, ей-богу, мисс Мелли, у меня прямо колени подогнулись — такой он страшный был. А потом и говорит: «Принеси свечей. Да побольше. И пусть все горят. И не смей закрывать ставни и опускать шторы. Разве ты не знаешь, что мисс Бонни боится темноты?»